Неточные совпадения
Лошади то и дело
падали на передние коленки, потому что не были подкованы, и притом, как видно, покойная городская
мостовая была им мало знакома.
Он понял, что это нужно ей, и ему хотелось еще послушать Корвина.
На улице было неприятно; со дворов, из переулков вырывался ветер, гнал поперек
мостовой осенний лист, листья прижимались к заборам, убегали в подворотни, а некоторые, подпрыгивая, вползали невысоко по заборам, точно испуганные мыши,
падали, кружились, бросались под ноги. В этом было что-то напоминавшее Самгину о каменщиках и плотниках, падавших со стены.
За спиною Самгина, толкнув его вперед, хрипло рявкнула женщина, раздалось тихое ругательство, удар по мягкому, а Самгин очарованно смотрел, как передовой солдат и еще двое, приложив ружья к плечам, начали стрелять. Сначала
упал, высоко взмахнув ногою, человек, бежавший
на Воздвиженку, за ним, подогнув колени, грузно свалился старик и пополз, шлепая палкой по камням, упираясь рукой в
мостовую; мохнатая шапка свалилась с него, и Самгин узнал: это — Дьякон.
Не пожелав остаться
на прения по докладу, Самгин пошел домой.
На улице было удивительно хорошо, душисто, в небе, густо-синем, таяла серебряная луна,
на мостовой сверкали лужи, с темной зелени деревьев
падали голубые капли воды; в домах открывались окна. По другой стороне узкой улицы шагали двое, и один из них говорил...
Их звали «фалаторы», они скакали в гору, кричали
на лошадей, хлестали их концом повода и хлопали с боков ногами в сапожищах, едва влезавших в стремя. И бывали случаи, что «фалатор»
падал с лошади. А то лошадь поскользнется и
упадет, а у «фалатора» ноги в огромном сапоге или, зимнее дело, валенке — из стремени не вытащишь. Никто их не учил ездить, а прямо из деревни сажали
на коня — езжай! А у лошадей были нередко разбиты ноги от скачки в гору по булыгам
мостовой, и всегда измученные и недокормленные.
На Сухаревке жулью в одиночку делать нечего. А сколько сортов всякого жулья! Взять хоть «играющих»: во всяком удобном уголку садятся прямо
на мостовую трое-четверо и открывают игру в три карты — две черные, одна красная. Надо угадать красную. Или игра в ремешок: свертывается кольцом ремешок, и надо гвоздем
попасть так, чтобы гвоздь остался в ремешке. Но никогда никто не угадает красной, и никогда гвоздь не остается в ремне. Ловкость рук поразительная.
Лежит он в
пади, которая и теперь носит японское название Хахка-Томари, и с моря видна только одна его главная улица, и кажется издали, что
мостовая и два ряда домов круто спускаются вниз по берегу; но это только в перспективе,
на самом же деле подъем не так крут.
Сзади давили
на ворота, ближайшие от ворот, задыхаясь в давке, стремились назад,
падали с высокого тротуара
на мостовую,
на них лезли задние, не видя, что творится впереди.
В то время тротуар у этого дома был очень высок, чуть не
на аршин выше
мостовой. Стоявшие
на мостовой равнялись головами с поясом стоявших
на тротуаре. Всем хотелось быть ближе к воротам, ближе к цели. С
мостовой влезали, хватаясь за платье стоявших выше, и
падали вместе с ними. Кто-то вдруг из передних крикнул...
Жизнь вообще казалась мне бессвязной, нелепой, в ней было слишком много явно глупого. Вот мы перестраиваем лавки, а весною половодье затопит их, выпятит полы, исковеркает наружные двери;
спадет вода — загниют балки. Из года в год
на протяжении десятилетий вода заливает ярмарку, портит здания,
мостовые; эти ежегодные потопы приносят огромные убытки людям, и все знают, что потопы эти не устранятся сами собою.
— Удалось сорвать банк, так и похваливает игру; мало ли чудес бывает
на свете; вы исключенье — очень рад; да это ничего не доказывает; два года тому назад у нашего портного — да вы знаете его: портной Панкратов,
на Московской улице, — у него ребенок
упал из окна второго этажа
на мостовую; как, кажется, не расшибиться? Хоть бы что-нибудь! Разумеется, синие пятна, царапины — больше ничего. Ну, извольте выбросить другого ребенка. Да и тут еще вышла вещь плохая, ребенок-то чахнет.
Откуда-то из-за угла вынырнул молодой человек в красной рубахе и поддевке и промчался мимо, чуть с ног меня не сшиб. У него из рук
упала пачка бумаг, которую я хотел поднять и уже нагнулся, как из-за угла с гиком налетели
на меня два мужика и городовой и схватили. Я ровно ничего не понял, и первое, что я сделал, так это дал по затрещине мужикам, которые отлетели
на мостовую, но городовой и еще сбежавшиеся люди, в том числе квартальный, схватили меня.
На пути попадались навстречу извозчичьи пролетки, но такую слабость, как езда
на извозчиках, дядя позволял себе только в исключительных случаях и по большим праздникам. Он и Егорушка долго шли по мощеным улицам, потом шли по улицам, где были одни только тротуары, а
мостовых не было, и в конце концов
попали на такие улицы, где не было ни
мостовых, ни тротуаров. Когда ноги и язык довели их до Малой Нижней улицы, оба они были красны и, сняв шляпы, вытирали пот.
Князь же не
спал и по временам сердито и насмешливо взглядывал
на барона. Его, по преимуществу, бесила мысль, что подобный человек, столь невежественный, лишенный всякого чувства национальности, вылезет, пожалуй, в государственные люди, — и князю ужасно захотелось вышвырнуть барона
на мостовую и расшибить ему об нее голову, именно с тою целию, чтобы из него не вышел со временем государственный человек.
Не заботясь нимало о своей безопасности, Рославлев шел подле самых стен домов — вдруг один каменный отломок, оторванный ядром, ударил его в голову; кровь брызнула из нее ручьем, он зашатался и
упал без памяти
на мостовую.
Она быстро пошла по улице и потом повернула в переулок, который вел к горам. Было темно. Кое-где
на мостовой лежали бледные световые полосы от освещенных окон, и ей казалось, что она, как муха, то
попадает в чернила, то опять выползает из них
на свет. Кирилин шел за нею.
На одном месте он споткнулся, едва не
упал и засмеялся.
На камень панелей тяжко
падают с крыш капли воды, звонко бьет подкова о булыжник
мостовой, и где-то высоко в тумане плачет, заунывно зовет к утренней молитве невидимый муэдзин. [Муэдзин — служитель мечети, созывающий с минарета верующих
на молитву.]
В крайнее окно мастерской после полудня минут двадцать смотрит солнечный луч, стекло, радужное от старости, становится красивым и веселым. В открытую форточку слышно, как взвизгивает железо полозьев,
попадая на оголенный камень
мостовой, и все звуки улицы стали голее, звончей.
Головщик наш Арефа тут же стоял и сразу его послушал и ударил: «Отверзу уста», а другие подхватили, и мы катавасию кричим, бури вою сопротивляясь, а Лука смертного страха не боится и по
мостовой цепи идет. В одну минуту он один первый пролет перешел и
на другой спущается… А далее? далее объяла его тьма, и не видно: идет он или уже
упал и крыгами проклятыми его в пучину забуровило, и не знаем мы: молить ли о его спасении или рыдать за упокой его твердой и любочестивой души?
Раздался детский крик, обмерла Аграфена Петровна… Меньшая девочка ее лежала
на мостовой у колес подъехавшей коляски. Сшибло ль ее, сама ли
упала с испугу — Бог ее знает… Ястребом ринулась мать, но ребенок был уж
на руках черной женщины. В глазах помутилось у Аграфены Петровны, зелень пошла… Едва устояла она
на ногах.
Поехали. С мягкой вначале дороги долгуша
попала на бревенчатую
мостовую улицы, шедшей круто в гору между рядами лавок с навесами и галерейками. Теркин вглядывался в них, и у него в груди точно слегка саднило. Самый запах лавок узнавал он — смесь рогож, дегтя, мучных лабазов и кожи. Он был ему приятен.
Из окна верхнего этажа вниз головою полетел
на мостовую человек, следом за ним
упал тяжелый письменный стол.
Она осталась только еще
на один день, чтобы посмотреть, «как Владимира памятнику церемонию делают», и, увидав, как в престрашный жар несколько солдат в мундирах
упали замертво
на мостовую, совсем расстроилась и уехала
на север. По дороге в вагонах успокоилась и стала размышлять, что ей еще нельзя быть в толпе, что она человек тихий и ей нужна тишина. Дети ее
на ногах, и у всех у них есть свой ум и рукомесло, ей уже можно теперь пожить для себя.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и
упал лицом
на мостовую.
Туман стоял, и небо за серыми крышами было желто-черное, и тень от него
падала на дома и
мостовую.